то, что живет внутри
Она хохочет. Раскидывает руки в стороны, заливается беззаботным, страшно заразительным смехом и кружится, кружится где-то в твоей голове, мелькая пестрой юбкой. Ты слышишь запах кошеной травы, полевых цветов. Чувствуешь смешения волны мягкого ковыля её волос с острыми, торчащими во все стороны колосками пшеницы и стеблей травы, что сплетены в венок на её голове. Чувствуешь, как проминается густая трава под босыми ступнями, кончиками пальцев ощущаешь дуновения, создаваемые ею в безумной пляске. В твоей крови кипит её хохот. Твоё сердце пытается угнаться за её движениями. Глаза под опущенными веками, чуть пульсируют, в попытке разглядеть во тьме, разбавленной световыми остатками её фигуру. Чуть приоткрывая глаза, разглядываешь комнату сквозь спущенную решетку еловых ресниц. Совсем не важно, где ты. Всё равно она продолжит алчно хохотать и кружиться, приминая невообразимо зеленую, молодую луговую траву. Прижимаешь ладони к лицу, вдавливаешь их в глаза. Чернота разбегается алыми фейерверками вперемешку с желтыми осколками уличных фонарей и бордовыми разводами кругов, неспешно расползающихся по воде. Сквозь эту пелену разноцветного пространства смотришь ты, словно в глубокий-глубокий колодец, настолько глубокий, что он не отражает ни одной звезды. Наклоняешься над ним низко-пренизко, забывая об опасности. Тянешь руки вниз, хочешь дотянуться до того невидимого и тёмного, того, что где-то внутри, живёт на дне, с усмешкой наблюдает за твоими бесплодными попытками и, наконец, решает помочь. Тонкий вздох идет откуда-то снизу, стенки колодца дрожат, а ты, свесившись вниз, практически не касаясь ногами земли, переваливаешься через каменный остов колодца и летишь вниз. Падаешь и падаешь… Ничего не меняется, но стало иным всё. Ты стоишь рядом с нею. Она все кружится и кружится, оглушая тебя своим хохотом. Он такой звонкий, зловеще звонкий, что можно было бы его сравнить со звоном хирургического скальпеля, выскользнувшего из рук врача во время операции. Он такой громкий, словно пожарная сирена. Он такой буйно-ненормальный, что кажется, будто ты в палате для умалишенных, в которой все беспрестанно смеются. Хочется зажать уши руками, упав на травку ничком. Внезапно хохот прекращается. Она останавливается и подходит к тебе, кладет руки на твои плечи. Улыбается и смотрит в глаза. Из её глазниц на тебя глядит пустота, пожравшая и, должно быть, некогда голубую радужку, и зрачок, и белки глаз. Тьма смотрит на тебя и улыбается её губами, растягивающимися так широко, будто они резиновые. Потом она распахивает рот, который разрастается на её лице во все стороны, пока не становится похож на трубу, над которой висят два черных глаза-пузыря. И тут из этой трубы извергается вой — кажется, что на тебя несется электричка. Невольно ты зажмуриваешься, а когда открываешь глаза, обнаруживаешь, что стоишь все в той же позе: согнувшись над колодцем. Еще одно усилие воли – ты в своей комнате.
Смотришь на потолок. По сторонам. Прислушиваешься к себе. Она снова кружится и хохочет. Вздохнув, ты продолжаешь свои дела, коими был занят ранее. И кажется, что ничего не изменилось. Ну, кроме одного. У тебя на лице её улыбка.
Ты смеешься.